В Большом дворце музея-заповедника «Царицыно» проходит (до 16.03.2025) выставка «Невская перспектива», посвященная авторскому ювелирному искусству Ленинграда / Санкт-Петербурга. Мы поговорили с ее куратором, художником-ювелиром Анной Терещенковой о феномене ленинградской школы и главных именах, о коллекционировании украшений и находках на «Авито».
Анна, что такое ленинградская школа ювелирного искусства и какие ее основные черты?
Мне кажется, что понятие «школа» достаточно широкое. Если говорить о школе как о некоем учебном заведении, например – школа Баухаус, то у нас в Ленинграде-Петербурге такой школы не было и нет. И даже в Академии Штиглица на отделении художественной обработки металла все эти годы готовят в основном художников крупных форм, а не художников-ювелиров.
И если посмотреть биографии художников, чьи работы представлены на выставке, то практически никто не имеет специального ювелирного образования, все пришли из смежных областей – дизайна, живописи и скульптуры, а то и вообще люди с инженерным образованием.
Но при этом мы действительно говорим о таком феномене, как ленинградская школа. И это скорее какая-то совокупность эстетических воззрений, которые присущи разным людям. Можно сказать, это гений места, который воздействует на менталитет, на то, что делает человек, как он видит мир. В Ленинграде это, конечно, среда – архитектура, обилие классических музеев, мультикультурность.
Все это проявляется и в произведениях, отличающихся от свердловско-екатеринбургской и московской школ. У нас все очень сдержанное, художники-ювелиры не любят «мельтешение», массы мелких деталей. Или, если есть детализация, она всегда внутри какой-то общей формы. Это всегда элегантные, выверенные пропорции, работа силуэта.
В вещах из Екатеринбурга, на мой взгляд, нарушено все понимание пропорций, какой-то классической красоты – золотого сечения и т.д.
У нас всегда работа с цветом строится по живописным правилам, очень гармонична: есть либо негромкие дополнительные цвета, либо разработка одной гаммы. А, например, в Москве, любят уместить в одном изделии десяток камней разных цветов. Это популярная тема, у нас никому в голову не придет так сделать.
Когда и как ленинградская школа формировалась, и кого можно отнести к ее отцам-основателям?
В 1950-е в СССР решили развивать ювелирную промышленность. Тогда и выяснилось, что для предприятий нужны профессиональные художники-ювелиры, способные рисовать эскизы. В Ленинграде их не было, и из Таллинна в 1952-м сюда распределили Юту Паас-Александрову, недавно окончившую соответствующий факультет в Эстонии (Государственный художественный институт ЭССР). Она была профи по работе с камнем и ювелирным технологиям. Так она попала на фабрику «Русские самоцветы», где в 1954-м уже стала главным художником. Позже сюда же распределили Веру Поволоцкую, которая окончила Мухинское училище, отделение стекла и керамики…
Но получилось так, что работа на предприятии не давала полной реализации людям творческим, потому что многие вещи адаптировались под производство или казались слишком смелыми руководству – управляющие не могли оценить новизну дизайна. То есть идей было много, а реализации – нет. А так как в советское время была запрещена какая-то предпринимательская деятельность, то нужно было придумать, каким образом можно реализовываться художникам в ювелирной сфере… И Юта Йоханнесовна стала первым художником-ювелиром, который вступил в Союз художников СССР. Дело в том, что это была организация, которая буквально давала разрешение на творческую работу художникам: они имели возможность выставлять свои произведения на самых разных выставках, включая всесоюзные и международные. Она сама мне рассказывала, что правление Союза два часа за закрытыми дверями обсуждало, может ли ювелир вообще считаться художником – «это же ремесло!». Но так как она была человеком гиперталантливым и очень убедительным в своем творчестве, ей удалось победить. Дорожка и для других ювелиров была проторена.
И через систему Комбинатов декоративно-прикладного искусства они стали заключать договора на создание произведений ювелирного искусства для всяких крупных выставок, после которых работы попадали в коллекции музеев, то есть проводилась госзакупка. Многие музейные коллекции даже небольших городов в России сегодня, благодаря этому, имеют внушительные собрания советского авторского ювелирного искусства.
Вера Поволоцкая. Серия колец «Геометрия». Санкт-Петербург, 2002. Гагат, мельхиор. Государственный музей-заповедник «Царицыно» Денис Быков. Брошь «Мегабайт». Санкт-Петербург. 2000. Металл, жесткий диск (HDD), монтировка. Государственный музей-заповедник «Царицыно» Владимир Долбин. Комплект «Руслан и Людмила»: гривна, мужское кольцо, женское кольцо. Ленинград, 1977. Металл, оптическое стекло, пайка, гнутьё. Собственность автора
То есть для выставок все это делалось в единичном экземпляре? Как тогда вещи той же Паас-Александровой оказались в частных коллекциях?
Да, вещи, которые она делала, никогда не шли в масс-маркет. Это были единичные выставочные работы. И сама Юта мне говорила, что за свою жизнь не сделала ни одной работы на заказ и не продала ничего частным клиентам. Все ее украшения покупались только государственными музеями.
А появление их на рынке – классическая история с наследством. Ее муж умер раньше нее, наследником после ее ухода оказался единственный сын. Несколько лет назад моя сестра на «Авито» случайно увидела объявление, что некая скупка в подвале жилого дома в спальном районе Петербурга продает в том числе авторские украшения Паас-Александровой… У меня прямо челюсть отвисла! Я туда сразу поехала и выяснила, что ее сын где-то рядом живет и последние несколько лет приносит вещи работы матери на продажу. Рядом, кстати, живет и коллекционер Валентина Чиновникова, которая предоставила много произведений на выставку. Она купила много работ Юты Паас в этом магазине, и у нее сложилась прекрасная коллекция!
Я, к сожалению, туда попала много позже, тоже купила все, что там оставалось, но не так много, как хотелось бы. Сейчас у меня довольно большая коллекция ее вещей.
Виктор Анипко. Предметы из «Синей композиции». Санкт-Петербург. 1988–1989. Серебро, эмаль, фианиты, литьё, закрепка. Собственность автора Геннадий Быков. Брошь из серии «Бионика». Санкт-Петербург. 1998. Серебро, золото, синтетический волос, пайка, монтировка. Собственность автора Виктор Анипко. Ритон «Носорог». Ленинград, 1985. Бронза, морская раковина, пирит, литьё, гравировка. Государственный музей-заповедник «Царицыно» Виктор Сиваков. Композиция «Стройка». Ленинград. 1983. Металл, яшма, пайка, литьё, гнутьё, шлифовка, монтаж. Из коллекции Екатеринбургского музея изобразительных искусств
Кого еще вы относите к той старой ленинградской школе?
У нас на выставке главным именам как раз посвящены четыре витрины. Кроме Паас-Александровой и Поволоцкой, о которых я говорила, есть конечно произведения Натальи и Геннадия Быковых. Это действительно наши мегазвезды, наиболее реализованные художники. Они немного более позднее поколение, то есть пик их пришелся уже на 1990-2000-е годы. Они и сейчас продолжают работать. Их работы есть в коллекции Эрмитажа и иностранных собраниях, они делали на заказ украшения для принцессы Монако.
И, конечно, современные художники, более молодое поколение – Татьяна и Наталья Тарасовы. Они – одни из ведущих ювелиров, очень активно выставляются и регулярно берут главные призы на смотрах от Москвы до Милана и Гонконга. Я считаю, что для Петербурга это прямо очень хороший результат, потому что люди это делают без всяких спонсоров, без государственной поддержки.
А когда возник интерес к коллекционированию вещей советских ювелиров?
Буквально в последние несколько лет. Потому что, как ни странно, при большом развитии коллекционирования живописи и графики, я лично практически не слышала о случаях коллекционирования современного авторского ювелирного искусства. Мне это всегда казалось странным и обидным немножко, потому что действительно были и есть прекрасные художники. Но в обществе, в основном, довольно потребительское отношение к украшениям – покупают просто чтобы украсить себя.
При подготовке выставки, кстати, узнали о нескольких коллекционерах советского ювелирного наследия. Возможно эти коллекции будут представлены на следующих выставках.
Как думаете, эти вещи собирают в инвестиционных целях?
Честно говоря, я как художник и к своей деятельности не отношусь как к бизнесу. Мне об инвестиционных моментах трудно судить. Потому что я, например, собираю коллекцию просто потому, что Юта была моим учителем, и мне важно иметь ее вещи, давать им возможность жить дальше.
И Валентина Чиновникова тоже рассказывала, что ей просто нравятся эти вещи, она их хранит, достает, любуется, обсуждает с подружками. То есть это просто такая чистая радость в жизни, и никаких мыслей насчет инвестиций.
Почему все-таки ювелирные коллекции не любят афишировать, как вы считаете?
Я много на эту тему думала, но у меня нет ответа. Вот Галина Николаевна Габриэль, научный консультант выставки и сама коллекционер авторских украшений, сделала предположение, что ювелирные вещи слишком интимные. Может быть, действительно, живопись – это рынок, и люди рассматривают это как инвестицию. А ювелирного рынка у нас фактически нет, ни вторичного, ни коллекционерского. Думаю, что 99 % людей даже не знают, что есть такое явление – авторское ювелирное искусство.