Now Reading
Антон Ананьев: «В камнерезном искусстве России царит творческий хаос»

Антон Ананьев: «В камнерезном искусстве России царит творческий хаос»

«Частная коллекция» продолжает исследование петербургской камнерезной школы. Один из ее ярких представителей – Антон Ананьев – художник-камнерез, чьи работы находятся в частных коллекциях по всему миру и в Государственном Эрмитаже, а также пропагандист камнерезного искусства, учредитель и главный редактор альманаха «Сизиф».

Беседовал Олег Краснов

В будущем году вы будете участником выставки «Вера, Надежда, Любовь», посвященной связи камнерезного и ювелирного искусства. Вы, кажется, с украшениями не работаете. Почему решили принять участие?

Действительно, я камнерез в классическом смысле этого слова и стремлюсь полностью отойти от использования в работах металла и любых клеевых соединений. Идеальной мне кажется концепция, в рамках которой работа сделана полностью из единого куска камня, при отсутствии каких-либо искусственно добавленных элементов. Поэтому когда моя коллега Юлия Гоголь впервые рассказала об этой выставке с явным ювелирным уклоном, большого энтузиазма я не испытал. Но Юля была довольно убедительна, и я решил подумать над тем, могу ли я что-то сделать в этом направлении. И, спустя некоторое время, интерес во мне проснулся, я понял, что для меня это некий новый горизонт, своего рода terra incognita. Появились некоторые идеи, я втянулся в процесс.

Камнерез Антон Ананьев, Антон Ананьев: «В камнерезном искусстве России царит творческий хаос»
Антон Ананьев. Фото: архив художника

Поделитесь?

Как художник, сосредоточенный в основном на работе с миниатюрной скульптурой, я мало думал о таких направлениях в камнерезном искусстве как, допустим, глиптика. Она находилась где-то на периферии моего сознания, у меня не было каких-то осязаемых наработок. Поэтому одну из работ я планирую сделать как раз в виде камеи, причем в соавторстве с коллегой, талантливым резчиком Юлией Михайловой. Есть и еще несколько проектов, которые я предполагаю сделать уже самостоятельно. Разумеется, ближе к финалу придется привлечь и ювелиров.

Вы и начинали свою карьеру фактически как скульптор, верно?

Не вполне. Изначально я занимался резьбой по дереву. У меня был очень хороший наставник, но по окончании учебы я понял, что резьба по дереву – это очень закомплексованная с художественной точки зрения область деятельности. Места для творчества там не было совершенно, зато было много рутинной, скучной работы – какие-то резные декоративные элементы в мебели, орнаментальные панно и так далее. Я быстро утомился и заскучал. И тут совершенно случайно узнал о существовании камнерезного искусства…

Как это произошло?

Информации в общественном пространстве о камнерезном искусстве на самом деле не так уж много и сейчас, а четверть века назад было в разы меньше. Я знал, конечно, что в Эрмитаже хранится огромная коллекция глиптики, собранная Екатериной Великой, слышал что-то краем уха о Фаберже, но в целом имел смутное представление… Мое знакомство с резьбой по камню произошло благодаря Борису Качалову, моему еще школьному товарищу, который и сейчас также занимается камнерезным делом. Борис примерно на год раньше меня соприкоснулся с этим явлением и долгое время всячески пытался меня к нему привлечь. Я поначалу противился, мне это казалось чем-то неинтересным. Но он проявил завидную настойчивость и в конце концов убедил меня попробовать. 

Камнерез Антон Ананьев, Антон Ананьев: «В камнерезном искусстве России царит творческий хаос»
Антон Ананьев. «Аргонавт». Многоцветная яшма

И вот летом 1997-го я пришел в камнерезную мастерскую и впервые взял в руки твердый цветной камень. Не могу сказать, что я сразу оказался увлечен, но прошло какое-то время и мне попался очень интересный образец мохового агата. Я из него делал какую-то наивную, смешную по нынешним временам голову слона. И неожиданно мне открылась эта бездна. Я вдруг понял, что это фантастический материал со своей, удивительной и крайне насыщенной внутренней жизнью. Что это какая-то стихия, с которой ты должен будешь бороться всю свою жизнь. И месяца через три я уже ушел в камень с головой.

Наставник-камнерез у вас был?

В Петербурге на тот момент было несколько компаний энтузиастов, занимавшихся резьбой по камню. Например, группа Александра Левенталя. Или так называемая Школа камнерезного искусства, большая мастерская, которой руководили Шиманский и Корнилов, тоже два очень талантливых художника. Они воспитали целое поколение мастеров. Но мы были сами по себе, то есть нам приходилось учиться большинству вещей самостоятельно. Какие-то базовые данные и навыки мы, конечно, получили извне, поскольку нами руководил Борис Павлович Игдалов, директор Царскосельских янтарных мастерских. Он нам сообщил какие-то первичные установки, например, довольно высоко поставил планку качества. Но уже буквально через несколько месяцев мы столкнулись с задачами, решение которых были вынуждены находить самостоятельно. Мы – это я и несколько моих товарищей, которые сегодня тоже имеют солидный вес в камнерезном сообществе Петербурга. Например, Владимир Путрин и Александр Веселовский… И мы шли каким-то своим путем.

То есть вы были в своеобразном камнерезном андеграунде?

Можно сказать, что в Петербурге было несколько групп, которые активно общались между собой. Мы же были гораздо моложе, пересекались с ними в основном на выставках и у нас не получалось наладить какие-то дружеские отношения, которые могли бы привести к обмену опытом. Думаю, нас тогда считали просто мальчишками. Общались приветливо, но несколько свысока. Поэтому мы полагались в основном на себя и нарабатывали представления о работе с камнем самостоятельно. 

Камнерез Антон Ананьев, Антон Ананьев: «В камнерезном искусстве России царит творческий хаос»
Антон Ананьев. «Рыба-скорпион». Агат

Не сказал бы, что это был андеграунд, просто мы стояли несколько особняком. Поначалу мы попробовали довольно лихо самовыражаться, но результат получался весьма наивным и мы поняли, что нам еще многое предстоит узнать. Путь к овладению мастерством занял годы, первые полноценные авторские работы я смог сделать лишь спустя несколько лет, уже в 2000-х. 

У нас с Александром Веселовским была большая камнерезная мастерская, которая называлась «Каменный гость». Мастерская занималась коммерческими работами, ориентированными на существовавший покупательский спрос. И тут возник некоторый диссонанс. Я занимался и собственным творчеством, и производством в мастерской. В течение нескольких лет я пытался усидеть на двух стульях, но потом почувствовал какое-то отвращение ко всей этой утомительной деятельности. И наступивший в 2008 году кризис фактически разрешил эти противоречия. Мастерскую мы закрыли, и я стал уже независимым художником, который занимается тем, что нравится.

Камнерез Антон Ананьев, Антон Ананьев: «В камнерезном искусстве России царит творческий хаос»
Антон Ананьев. «Кукулькан». Дымчатый кварц. 2017. Dreherdt collection

А помните свою первую работу, которую не стыдно обозначить в музейной ретроспективе как начало пути?

Я вам честно скажу – в некотором смысле мне за все мои работы стыдно. Когда ты что-то задумываешь, то тебе кажется, что это будет необыкновенно интересная работа. И вот ты подбираешь камень, делаешь какую-то модель, втягиваешься в процесс, и он становится для тебя просто рядовой творческой задачей, которую надо решать. По мере приближения к финалу тебе начинает казаться, что многое нужно было бы поменять, работа уже кажется несовершенной, неказистой, а к моменту завершения за нее, пожалуй, просто становится стыдно. И потому ты опять что-то придумываешь, ищешь камень и вновь бежишь по этому неизменному кругу. Вот в таком режиме я живу и работаю. Я думаю, осознание собственного несовершенства – важнейший стимул, который и толкает художника вперед, к каким-то новым свершениям.

Камнерез Антон Ананьев, Антон Ананьев: «В камнерезном искусстве России царит творческий хаос»
Антон Ананьев. «Семья». Агат. 2016.

Тем не менее, несколько ваших работ есть, например, в собрании Эрмитажа и выставлены в постоянной экспозиции. Вы когда на них смотрите, что испытываете?

Это история довольно давняя, три мои работы попали туда в составе дара Максима Арциновича, потом еще одну музей приобрел. И совсем недавно, буквально этим летом, в Эрмитаже открылась выставка с их участием. Я стоял в зале, смотрел на них, и у меня было ощущение, будто не я их сделал, а кто-то другой. Испытывал какое-то необъяснимое отчуждение, не ассоциировал их с собой. Вероятно потому, что сейчас я бы все сделал совершенно по-другому.

Я человек, который живет здесь и сейчас и не склонен к рефлексии по поводу прошлого. Я в основном захвачен какими-то идеями, которые меня интересуют сегодня, сделанные работы для меня постоянно отодвигаются куда-то вдаль, скрываются за какой-то пеленой и, в конце концов, исчезают. Ну и в коллекции Эрмитажа представлен такой случайный набор, очень эклектичный, они все из разных периодов, между ними разброс в несколько лет. Одним словом, я в итоге недоумевал какое-то время, а потом отвернулся и пошел работы коллег рассматривать.

А сколько у вас было периодов и как можно их охарактеризовать?

Не знаю, честно говоря… У меня был период, когда я открывал какой-то свой базовый пластический язык. Потом я решал задачу адаптации этого пластического языка к различным породам камня. Дело в том, что камень – это же не такой универсальный, предсказуемый материал, как, допустим, бронза в скульптуре. Каждая порода камня требует от художника своей суммы знаний, приемов, подходов для того, чтобы реализовать какой-то замысел. То есть нефрит и, например, минералы кварцевой группы – это совершенно разные материи. И работая с ними нужно совершенно по-разному мыслить. Мне пришлось сделать довольно много работ прежде чем на каком-то этапе количество начало переходить в качество.

Камнерез Антон Ананьев, Антон Ананьев: «В камнерезном искусстве России царит творческий хаос»
Антон Ананьев. «Солнцепоклонник». Агат. Фото: Александр Кокшаров

То есть периоды связаны в основном с техническим совершенствованием?

Мне кажется, что постоянное совершенствование, в том числе и техническое, это и есть основное содержание жизни художника. Есть, конечно, карьера, признание, выставки, контакты с клиентами, какие-то коллекции, но это лишь один аспект. А второй – непосредственно работа с камнем. Это такая стихия, которой человеку и в течение всей жизни не овладеть, не подчинить себе. Ты можешь проработать долгие годы, но камень все равно не станет тебе полностью подвластным. Потому что камень – это материал, который очень сильно сопротивляется вмешательству человека. Он представляет собой самоценную материю, которая обладает, условно говоря, собственной волей и может навязывать эту волю человеку. Труд камнереза – это такая постоянная, монотонная борьба человека с этим своенравным материалом.

Среди камней у вас есть любимцы?

У меня есть, конечно, какие-то излюбленные породы, с которыми я часто работаю. Но их много, долго перечислять придется. Обычно я делаю серии работ из определенного вида камня. Две, три или даже больше работ из одного материала, например, из горного хрусталя. Но провозившись несколько месяцев с горным хрусталем, я начинаю испытываю усталость от материала, мне нужно от него отстраниться на какое-то время. Поэтому я обычно переключаюсь и работаю, допустим, с халцедоном несколько месяцев. Потом так же устаю от халцедона и начинаю испытывать сильнейшее желание поработать с другим минералом.

Так что нет, сказать, что какой-то камень для меня лидирует на фоне прочих, не могу.

Смотрите также
Нина Глушакова интервью, Нина Глушакова: «Вера, Надежда, Любовь цены не имеют»
Камнерез Антон Ананьев, Антон Ананьев: «В камнерезном искусстве России царит творческий хаос»
Антон Ананьев. «Медуза Горгона». Горный хрусталь. Фото: Александр Кокшаров

В выборе тем у вас есть приоритеты?

С возрастом я все чаще вдохновляюсь и отталкиваюсь от каких-то античных классических образцов, которые произвели на меня впечатление еще в детстве. Ведь античность – это колыбель всей европейской культуры. Так, мне близка и интересна греческая мифология – она необыкновенно глубока и красива, как на уровне общих смыслов, так и на уровне отдельных образов. Кроме того, она допускает самые различные интерпретации, позволяет художнику привнести свое личное прочтение в трактовку того или иного мифа.

Кроме российских музеев, вы выставлялись в том числе в камнерезной немецкой мекке Идар-Оберштайне. Как принимала западная публика?

Да, десять лет назад в Идар-Оберштайне происходила совместная выставка работ русских и немецких мастеров, в которой я принимал участие. Это было знаковое событие. Долгое время, вплоть до 2009 года за границей очень мало знали о современном русском камнерезном искусстве. В Идар-Оберштайне, вероятно, имели какое-то общее представление о том, что в России тоже что-то режут из твердого цветного камня, но без конкретики, никто не знал наших мастеров. Немецкие резчики явно не предполагали, что в России все это достигло такого серьезного масштаба, причем за крайне короткий с исторической точки зрения срок.

Впрочем, новостью русское камнерезное искусство оказалось не только для немцев, но и для мастеров из азиатского региона. Помню, как мы с Максимом Арциновичем в Гонконге показывали работы русских резчиков знаменитому ювелиру Уоллесу Чану, и они произвели на него впечатление. 

При этом нужно понимать, что приоритеты у наших камнерезов и мастеров в других регионах – разные. Тот же Уоллес Чан нам откровенно сказал: «У вас очень специфические работы, здесь на Западе они будут непонятны людям».

По тематике, техникам или почему?

По совокупности всех этих аспектов. На Западе есть четкая, полностью сформированная конъюнктура, которой следуют немецкие мастера. У них резьба по камню ориентирована прежде всего на ценность используемого материала. Часто это минералы, которые по своей стоимости приближаются к драгоценным камням – например, бериллы. Мастер же выступает в роли человека, который своим трудом этот ценный материал лишь облагораживает, максимально сохраняя объем и вес кристалла. Это и есть классический немецкий подход – дорогостоящий материал, в котором реализуется довольно узкий, скупой набор образов. То есть берется кристалл берилла или, допустим, турмалина, который в силу наличия каких-то дефектов не представляет интереса в качестве коллекционного минералогического образца, и отдается резчику, который создает из него некую фигурку. Абсолютное большинство работ немецкой школы относится к жанру анималистики, разные казалось бы мастера демонстрируют сходство композиционных решений и декоративных приемов, в результате на выходе образуется однородный массив продукции, который привлекателен для обывателя, но быстро наскучивает искушенному зрителю.

Камнерез Антон Ананьев, Антон Ананьев: «В камнерезном искусстве России царит творческий хаос»
Антон Ананьев. «Полуденный сон рыбака». Нефрит

В России же камнерезное искусство выгодно отличается от немецкой школы отсутствием жесткой фокусировки на коммерческих приоритетах, здесь царит творческий хаос. В Петербурге, пожалуй, в наибольшей степени. Здесь очень много художников–личностей, которые гораздо меньше думают о конъюнктуре и рынке. Это люди очень амбициозные в хорошем смысле этого слова, они стремятся реализовываться прежде всего творчески. Поэтому образцы русского камнерезного искусства сбивают с толку западного зрителя, выглядят для него неоднозначно.

Понятно, что в той же Германии есть свой рынок камнерезных работ. Можно то же самое сказать про Россию?

Я думаю, что нет. Рынок камнерезных работ на Западе тесно привязан к рынку минералогическому. Огромное количество коллекционеров, которые приобретают, например, камнерезные работы немецкой школы, параллельно собирают минералогические коллекции. Это такие любители камня, для которых камнерезное искусство – просто некое развитие этой их страсти непосредственно к минералу, к конкретным его образцам. А русский клиент, как мне кажется, смотрит на наши работы все-таки глазами не любителя минералогии, а человека, который ищет каких-то эстетических впечатлений. Для него это все-таки художественное произведение.

Думаю, в виде некоего зародыша рынок в России существует. Все-таки в нашей стране сделано очень много работ, они нашли своих покупателей, существует много коллекций, много коллекционеров. Другой вопрос, что рынок как таковой подразумевает какие-то вторичные продажи работ. То есть рынок формируется тогда, когда работы начинают жить собственной жизнью и перемещаются между новыми владельцами, приобретая при этом объективную стоимость. Я думаю, что такая стадия у нас просто еще впереди.

© 2023 Частная Коллекция

Наверх