Сергей Изместьев обладает безупречной репутацией в российской ювелирной индустрии. Украшения его компании Izmestiev Diamonds занимают первые места на самых престижных конкурсах. Они отличаются дизайном высокого уровня и использованием редких и необычных самоцветов. Мы поговорили с ювелиром.
Совсем недавно вы стали победителем конкурса Гохрана. Поздравляем с очередной наградой и участием в выставке в Историческом музее! Насколько вообще такие конкурсы полезны для ювелиров? Дают какие-то преференции в будущем?
Спасибо! Я считаю, что любое мероприятие, связанное с большой аудиторией, полезно. И уж тем более, когда организовано Гохраном. Ведь как принято в России и вообще в ювелирном мире? Очень мало людей могут иметь собственное суждение о том, стоящая та или иная вещь или нет. Даже несмотря на то, что использованы лучшие материалы и камни, иногда намного лучшие, чем у известных раскрученных брендов, у ювелира еще нет «имени». Публике нужно хоть какое-то косвенное подтверждение, стоящая работа, или нет, стоит ее купить, или нет. И такие конкурсы решают все лучшим образом. Там есть авторитетное жюри из 29 человек, лучшие специалисты из разных областей, от искусствоведов до экспертов по камнерезному делу и огранке. Плюс государственное участие у нас в стране сразу повышает статус.
В прошлом году вы взяли Гран-при конкурса «Русская бриллиантовая линия». Если рассматривать этот конкретный кейс, прибавилось у вас клиентов после него?
Да, моя брошь «Ветер в саду. Сакура» тогда выиграла. Правда, новых клиентов это не добавило.
А брошь купили?
Нет, она и сейчас продается. Но я считаю, что должна набраться своего рода критическая масса подтверждений мастерства: этот конкурс, другой, выставка здесь, там, публикации в прессе… И в какой-то момент начнется цепная реакция, когда уже не нужно делать много усилий для продвижения, к тебе просто будут приходить.
Когда и как родился дом Izmestiev Diamonds?
Можно отметить две даты в качестве дня рождения. Если официально, то торговая марка Izmestiev Diamonds была зарегистрирована в 2006 году. А если посмотреть, когда у меня все это началось, то это 2000 год. После окончания Бауманки, я открыл ограночное предприятие в Москве, покупал алмазы в Гохране, Алросе, гранил, продавал на внутреннем рынке и на экспорт.
Но в Бауманке вас не этому учили?
Нет, моя специализация – это металлорежущие станки и инструменты. То есть, конечно, у нас был пару семестров курс художественной обработки металлов и камней, но совершенно поверхностно.
Почему решили так кардинально сменить направление деятельности?
Помните, в 1990-е Борис Ельцин раздавал суверенитеты? Когда бывшие автономные республики стали субъектами Российской Федерации. То есть ЯССР входила в СССР, и она стала субъектом федерации – Республикой Саха (Якутия) в составе России. Когда эти процессы развивались, руководство Якутии очень логично обратило внимание на то, что раз там добывают 98% российских алмазов, то почему бы не увеличить их добавочную стоимость и не занять население? То есть создать ограночную и ювелирную отрасли.
Надо сказать, что коренной народ Якутии очень расположен к творчеству, к ремеслам. Но вставал вопрос: как обучать? Мой отец в те годы возглавлял Департамент профессионально-технического образования Якутии, то есть в его ведомство входили все училища. На базе двух и был организован процесс обучения. В те годы финансирования не хватало, пришло модное слово «хозрасчет»… В общем, им разрешали самим зарабатывать и тратить это на обучение. Власти договорились с Алроса, что училищам дают столько-то в месяц алмазов – работайте, граните, продавайте, зарабатывайте, учите. То есть первая коммерческая деятельность, связанная с огранкой, была там.
Ну а когда я закончил Бауманку, у меня уже особого выбора и не было. В Якутию я не вернулся, но в Москве, на Смольной, 12, в помещении бывшего «Кристалла», организовал свою огранку. Вот так.
То есть у вас наследственный бизнес получился…
Да, папа участвовал в создании мастерской, договаривался с Алросой, с Гохраном, а я уже руководил всеми процессами внутри.
Как случился переход от огранки к производству ювелирных изделий?
Очень естественно. Потому что, когда вы работаете в такой отрасли, к вам начинают обращаться друзья, с просьбой то о кольце, то еще о чем-то. Сначала обращался к знакомым ювелирам с просьбой изготовить что-то с моим камнем. Использовали сначала классические модели. Но мой вкус тоже развивался, от камня к камню, все сложнее и сложнее…
А когда я понял, что хочу больше украшениями заниматься, чем огранкой, то встал вопрос о выборе ниши и ее разработке. Я сразу определил, что не хочу делать массмаркет, потому что там нет художественного вкуса, это все складывается потом в рубли за грамм. А хочу работать с дорогими камнями, с топ-клиентами. Плюс мой алмазный бэкграунд: мы участвовали в аукционах в Гохране, покупали и крупные камни, самый большой – алмаз в 22 карата…
Куда же пошел этот красавец?
Мы сделали из него два 8-каратных радианта прямоугольной формы, и они были проданы в запонках в стилистике классического нью-йоркского ар-деко.
Это было ваше первое крупное изделие?
Нет, мы и до этого что-то делали, просто это был самый большой камень, что был в работе.
Ар-деко здесь все-таки довольно близко к минимализму. Как перешли к Haute Joaillerie?
Это все тоже достаточно логично. Во-первых, всем полезно мечтать. Что такое – мечта? Ты себя представляешь там, где тебе хочется быть, и должен понять, что ты там делаешь. Я понимал, что у меня должно быть имя, оно должно работать на меня, а пока оно только зарегистрировано. А что нужно, чтобы имя создать? Классические вещи имя не создадут. И я понимал, что такие сложные по дизайну вещи не будут продаваться сразу и быстро, по крайней мере какое-то время. Пока та самая критическая масса не наберется в имени.
А первую свою такую вещь помните?
Вкус вообще развивается равномерно, постепенно. Скачками – вряд ли. Но у меня был такой скачок, когда я познакомился с ювелирным дизайнером Анной Пинчук. Мы сдружились, я рассказал, что хочу вкладываться в дизайн, хочу развивать нишу высокого ювелирного искусства. Устроили мозговой штурм и определили направление первой коллекции. Мы выбрали тему японского сада, достаточно обширную – с его флорой и фауной, архитектурой. Как художественный первоисточник использовали картины японских художников. Коллекция развивается и выходит до сих пор, а первые вещи вышли в 2016 году. Как раз брошь «Сакура» – одна из первых.
На сегодня это пока единственная коллекция у вас?
Нет, до этого делали более коммерческие коллекции – «Ар-деко», «Коллекцию узоров». Это большие коллекции, в которых намного больше украшений. Мы с этими вариантами дизайна продолжаем работать, это хорошо продается.
Вещи в коллекциях имеют какой-то тираж?
Коммерческие для нас – регулярные, делаются без тиража. В «Японском саду» все изделия уникальны, их неинтересно повторять. Ведь на повтор вы затратите ту же энергию, то же время и не получите ничего нового.
Как делаются вещи – от идеи, от камня?
Вы правы, два эти подхода и работают. Так как я на 50% причисляю себя к каменному бизнесу, я выходец оттуда, то знаю всех значимых дилеров по цветным бриллиантам, по крупным бриллиантам, по цветным камням. Когда мне попадается интересный камень, – и не важно, сколько он стоит, может быть и недорогим, – я его покупаю, потому что влюбляюсь. Иногда он лежит несколько лет – как рубеллит в кольце «Бегония», что был куплен лет семь назад, а нашел свое место лишь в прошлом году. А второй подход – когда придумываются идеи, делаются эскизы, а потом под них подбираются материалы.
У вас в работе сейчас новая коллекция. Какой подход был к ней?
После «Сада» поняли, что время создавать что-то новое. Опять же, собрались с Анной на мозговой штурм… У коллекции пока рабочее название – «Молекула». В ней мы хотим совмещать технический дизайн с природой. Будем использовать бриллианты необычной огранки. Больше пока не могу сказать.
Как реализуете вашу продукцию? Не собираетесь открывать монобрендовые бутики?
Работаем с несколькими мультибрендовыми магазинами в Москве, Сочи («Частная коллкция») и Ростове-на-Дону. Плюс частные заказы, конечно.
О собственных бутиках пока не думаю. Я очень консервативен в тратах, особенно, представительских. У меня были магазины, я знаю, что такое вкладываться в роскошный ремонт, в ассортимент. У меня тогда были амбиции иметь лучший магазин в России. Чтобы любой человек мог прийти и найти все, что захочет: крупные бриллианты, бриллианты разных форм и расцветок, цветные камни… И все, что я зарабатывал, активно в это вкладывал. А потом – раз, и кризис 2014-го. Декабрь того года мы отработали рекордно по рублям, но с просадкой в долларах, потому что курс в два раза упал. А январь всегда был плюс минус 5% как декабрь. И вот начался январь 2015 года: нет продаж несколько дней, неделю, две, месяц, второй… Три месяца не было ни одной продажи! Когда нет ни одного месяца убыточного, ты не создаешь резервы на аренды и зарплаты, это ни к чему просто. Это очень тяжелые времена были. Сегодня не боюсь вкладывать в камни, в производство украшений, но к немалым расходам на содержание бутиков отношусь осторожно.
Как считаете, почему наши крупные ритейлеры не работают с российскими ювелирами, пусть и увенчанными множеством наград?
Это отличный вопрос! Я считаю, что это не нормально, но это наша действительность в России. Не знаю почему, но у нас это перевернуто с ног на голову. Когда я занимался камнями, у меня был офис на Пятой авеню в Нью-Йорке, я видел, как работают американцы, и сам так же работал. Вот, например, проводится выставка, приезжают байеры со всех штатов, коллекционеры или консультанты, которые хотят пополнить коллекцию своих клиентов, посмотреть, что создано нового. И у тебя покупают твою коллекцию или заказывают ее, то есть люди заинтересованы в том, чтобы ты производил, а они продавали, зарабатывали, их клиенты рады новым именам, украшениям, дизайну. У нас этого вообще нет. Я сам обращался в ГУМ и ЦУМ – никому ничего не нужно.
Насколько я понимаю, наши байеры на специализированные ювелирные ярмарки в России не ходят?
Да, и интересный вопрос – почему. То ли они считают, что это еще не тот уровень, с которым можно связываться, или это какая-то принципиальная позиция.
Вы себя сейчас больше кем ощущаете: ювелиром или бизнесменом?
Ювелирным бизнесменом (смеется). Знаете, этот вопрос гложет многих таких, как я. Потому что у нас есть классическое понятие, кто такой ювелир. Это мастер, который работает своими руками. Я этого не делаю и никогда не делал. Но, с другой стороны, возьмем такой яркий пример – Карл Фаберже. Он что, сидел за верстаком? Он управлял.
И вот третье, чтобы успокоиться, сам себя спрашиваю: а если бы… Ну, представьте: дизайнер нарисовал, тридэшник модели создал, литейщик отлил, мастер обработал, собрал, закрепил и так далее. А меня нет в цепочке. Но если бы меня не было, произошло бы все это? Вышло бы кольцо «Ромашка» и другие вещи? Никогда.