Художник из Санкт-Петербурга, лауреат престижных профессиональных конкурсов, Вячеслав Леонтьев создаёт философские образы, которые рождаются в процессе работы над камнем. Мы попросили его рассказать о своём пути в профессии и творческом методе.
Беседовала Марина Волкова
Как вы стали художником по камню?
– Во многом это идёт из семьи. Моя мама – ювелир, с детства дома были книги по ювелирному искусству, часто я видел сами работы. После школы я пытался поступить на гравера в художественное училище под Костромой, а затем в Кунгур, сегодня это Кунгурский Государственный художественно-промышленный колледж. Причём сначала я хотел стать ювелиром, но по баллам прошёл на камнерезную специальность. Ювелирное дело предполагает огранку, а тут была какая-то каменная масса, грубо говоря, булыжники. И, как я сейчас осознаю, тогда я не сразу вообще понял, куда попал. Но постепенно втянулся, увлёкся. Во многом благодаря замечательным преподавателям: Степану Степановичу Кривощёкову, Анатолию Васильевичу Овчинникову. Это была очень сильная школа. Уже к концу обучения к нам приехали специалисты из Екатеринбурга, звали на работу на завод. У них в буклетах я увидел работы, как раз воплощавшие собой то, что я себе представлял, когда поступал в Кунгур. И я поехал работать в Екатеринбург. Это только дополнило предыдущий опыт.
Но постепенно мне захотелось двигаться в другую сторону, искать другого подхода. Всегда засматривался на Академию Штиглица. Многие мои одногруппники по Кунгуру уже там учились, и в итоге я перебрался в Питер и стал ходить рисовать, параллельно занимаясь поисками работы в камнерезной сфере.
Так я пришёл в фирму «Эболи», знаковую компанию для петербургской камнерезной школы, с которой в своё время были связаны многие известные мастера. И я проработал там почти 10 лет. Этот опыт многое мне дал. Тут я столкнулся с мэтрами, и всё-таки ни одно учебное заведение не заменит работы с мастером напрямую, живого общения, передачу навыков на практике. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что это был правильный, интересный путь. А с 2020-го года я работаю в Мастерской Сергея Александровича Фалькина.
Как складывался ваш творческий метод?
– Обучаясь на Урале, было сложно не копировать стиль преподавателей. Сначала ты учишься, чтобы освоить эту пластику, она железобетонная, удачная, это азы и высоты. А потом так же долго пытаешься от неё отойти. И я бы не сказал, что я на сто процентов ушёл от этой школы. Но сейчас мне хочется самостоятельного философского осмысления материала, такого размышления в камне. Конечно, классический реализм требует большого мастерства, тут не надо кокетничать. Но сегодня мне это стало уже не так интересно. Можно сделать красивую мышку или зайчика, и это будет, безусловно, красиво, но будет очередным повторением. Даже флористику можно сделать по-разному: в стиле Фаберже, подражая реальной природе, или же попробовать передать свою мысль через ассоциации. Например, тот же привычный каменный букет: его ведь можно представить и как букет из осенних листьев, с воспоминаниями из детства, когда пускаешь самолётики и крутишь волчки, – как в работе петербургского художника по камню Сергея Шиманского «Клён», которую я видел в экспозиции Эрмитажа.
Мне нравится работать с цельным камнем и пытаться передать настроение, заложить в произведение разные смыслы, которые будут считываться зрителями. Интересно, что ведь каждый увидит что-то своё. Так получилось, например, со скульптурой «Метаморфоза» из триптиха «Океан». У меня лежал небольшой кусочек агата, который я решил использовать. Готовясь к основной работе с материалом, я сначала всегда вскрываю «корку» сверху, это называется обогащением материала. В процессе этой работы открывается всё богатство цветовой палитры камня. И в случае с этим замечательным агатом тут был и красный, и жёлтый, и прозрачный, и чёрный – самые разные цвета. Я прикинул, что мог бы сделать рыбу. Начал работать, а потом стало жалко тратить такой красивый камень на обычную рыбу. Вскоре я понял, что уже в самом камне заложены метаморфозы, и рыба может меняться, перерождаться. Ещё со времён колледжа меня увлекал образ Нефертити, и я подумал, а почему бы их не соединить. Так рыбка с одной стороны обращается египетским профилем с другой. Но зрители воспринимают её совершенно по-разному. От кого-то я слышал, что это русалка, кто-то увидел Ихтиандра из фильма «Человек-Амфибия», кто-то сложный образ, в котором есть и юноша, и девушка. Мне очень нравится такая дальнейшая жизнь предмета.
С каким камнем вы сейчас работаете охотнее всего?
– Вот сейчас как раз агат. С ним очень интересно. За счёт разных слоёв это такая полихромная мозаика, но только в пределах одного камня. Тут можно так разделить слои, что будет казаться, как будто это несколько разных камней. И потом, когда ты пытаешься «вытянуть» красивую форму, а она накладывается на прозрачность, разные сочетания фактур – это такая увлекательная, сложная головоломка. Одна из последних моих работ для фирмы Фалькина – дракон из мадагаскарского, ярко-оранжевого агата. Получилось как раз разделить его на слои и цвета, и тем самым подчеркнуть образ: дракон рождается из скорлупы, она более глухая, а он ярче и играет на свету.
Опишите ваши недавние вещи, отражающие творческие искания.
– Скажем, работа «Бык» из нефрита, 1 место конкурса Гохрана за 2022 год. Мне всегда очень нравилась растительная пластика: цветка, листа. Я длительное время работал в жанре флористики в камне. И вот, когда ты под влиянием этой пластики берёшься за анималистику, она даёт о себе знать, проявляется то в одном повороте, то в другом. Так было и с этой скульптурой. Однажды мне посчастливилось увидеть серию фоторабот сухих листьев в мастерской известного питерского фотографа. Один и тот же лист, сто кадров в одном ракурсе, но с разной фокусировкой. Меня это впечатлило: тут обычный лист приобретал какое-то космическое значение. И мне захотелось передать эту пластику. Так появилась работа «Осенняя лента Мёбиуса» в виде хоровода листьев. А затем пластика пятиконечного листа наложилась и на образ быка.
Скульптура названа «Движение», и пластическая тема образа – это как будто захваченный ветром лист. К тому же этот нефрит благодаря своим свойствам и красоте перехода цвета: сверху светлее, снизу темнее, позволял акцентировать очень тонкие детали. Так что холка и хвост у быка получились светящимися (когда лучи солнца или свет от лампы проникают сквозь камень).
Ещё одна недавняя работа – дракон, образ, вписанный в кубик. Есть классическая азиатская традиция изображения драконов, классическая европейская. Мне же хотелось их переосмыслить. Хотя интересно, что мысль пошла всё-таки от традиции: я вспомнил классические китайские рельефы на шаре, где часто изображаются драконы, и подумал, а почему бы не вписать такой рельефный образ не в шар, а в кубик. У меня как раз был подходящий кусок обсидиана рейнбоу, материал с радужной иризацией. Размер изначального камня был крупнее, и предполагалось, что работа будет больше. Но в результате получилось такое нэцке внутри куба. Вот эту жизнь работы я называю размышлением в камне. Самое удивительное, что в процессе работы я узнал, что, оказывается, такой артефакт уже существовал, но на бумаге. Его описал американский фантаст Клиффорд Саймак в своём произведении «Заповедник гоблинов» в 1968 году.
Расскажите, пожалуйста, о работе для выставки «Вера. Надежда. Любовь».
– Тут тоже мысль, образ развивались постепенно. Мне давно хотелось прикоснуться к античной мифологии. Хотелось переосмыслить классическую историю мифа о Зевсе и Леде. С детства мне нравился образ Леды с рисунка Леонардо да Винчи. А в мастерской Маши Гончаровой в Петербурге я увидел большую коллекцию старинных пресс-папье в виде руки. Так родилась эта метафора: форма руки, как лейтмотив работы, и история коллекционера. Ведь он, как и Зевс, хочет обладать чем-то прекрасным, редким. В триаде «Вера. Надежда. Любовь» я сфокусировался на последнем и форме любви как любви к искусству.
Я начал работать с агатом, придерживаясь образа. Мне хотелось, чтобы в руке была камея с изображением Леды. Кусок под камею вырезал из основного камня. Постепенно работа видоизменялась, добавлялись детали. Так родилась идея манжеты в основании. В итоге она прекрасно дополняет визуальную пластику всей композиции: манжета воздушная и работает на контрасте с рукой, но перекликается с камеей. Затем уже совместно с ювелиром мы поместили камею так, чтобы она вращалась, а внутри руки я выбрал часть материала, и теперь она играет на просвет: видно блеск метала внутри. Манжету же в финале я сделал в виде раковины внутри, в которой спрятана жемчужина.
Такой образ, высказывание мне понравились даже больше идеи, заложенной ранее. Коллекционер и держит камею в руках, и нет. Эта любовь к искусству в мечтах: ведь когда ты достигаешь чего-то, ты теряешь искру, запал, так что сама мечта всегда ценнее, чем обладание.