Лала Рагимов – резчик инталий. Ее имя хорошо знакомо коллекционерам и ценителям глиптики в США и Европе, а вот на русском языке информации о мастере почти нет. Елена Есаулова, основатель марки E2J и блога о ювелирном искусстве Lenaginarium, побеседовала с художницей, чтобы узнать историю Лалы из первых рук.
Как вы считаете, художественное образование — это важно?
Наличие художественного образования, твердая рука рисовальщика – это главная черта, по которой я сужу работу резчика. Врожденное чутье тоже встречается, но редко, и поэтому мой самый главный совет резчикам –учиться рисовать и лепить. Спрос на мои работы почти полностью определяется тем, чему я научилась на листе бумаги и на холсте задолго до того, как начала работать с камнем.
Некоторые резчики гораздо лучше меня знают технику и чувствуют камень, но заметно слабый рисунок не дает им создать тот образ к которому они стремятся.
Сама я не чувствую себя достаточно хорошим рисовальщиком, таким, каким в моем воображении он должен быть, и всегда стремлюсь учиться понимать и чувствовать форму лучше.
Вы всегда знали, что хотите быть художником? На вашем сайте заметна любовь не только к геммам, но и к живописи, рисунку, биологии…
Я родилась в Москве и рисовала столько, сколько себя помню. Причем в Москве я рисованию не училась, а просто рисовала и впитывала в себя атмосферу — музеи, выставочные залы, которые я посещала. В 16 лет мы с семьей переехали в Америку, в Лос-Анджелес. Вообще я долго мечтала стать биологом – я любила рассматривать микромир луж: коловраток, дафний и циклопов, инфузорий-туфелек. В 9 лет на подаренные мне на день рождения деньги купила себе микроскоп, он до сих пор живет со мной.
Используете сейчас этот микроскоп для резьбы?
Нет, я работаю под микроскопом для препарирования (dissecting microscope), с помощью зубоврачебной машинки – режу бормашинкой, почти как ручкой, это легко для рисовальщика. А вот немецкие резчики работают на шпинделе, чему гораздо труднее научиться.
Сами носите украшения? Есть то, что не снимаете?
Да, люблю и ношу. Например, кольцо, сделанное совместно с ювелиром, который учил меня резать (мастер из Болгарии и Калифорнии Чавдар Чушев), и серьги, для которых я сама обрабатывала в нужную мне форму камень — знаете, вроде капелька, но не простая, а ближе по форме к груше. Я очень люблю историю искусств, и формы кольца и серег мне подсказали картины эпохи Возрождения. А вот эту золотую цепочку я уже делала сама — если закреплять камни или паять сложные вещи я не могу, то сплести цепочку мне подвластно. Точно такое же плетение встречалось у египтян и шумеров, потом оно появлялось в Древней Греции и Риме.
Коллекционируете ли сами старинные камеи?
Нет. Если говорить про действительно уникальные и доступные по цене вещи, я слишком долго думаю. Иногда, на раздумья может уйти день или неделя, поэтому я даже не начинаю (смеется).
Над чем работаете сейчас?
Сразу над несколькими вещами. Например, одна заказчица захотела инталию на лимонном кварце – я его уже наметила на камне.
А приходилось резать, например, по алмазу? Ваши работы на изумруде и рубине я видела, а вот алмазы мне не встретились.
Нееет. Не резала и, если честно, не особенно и хочу. Меня больше привлекает красота самого образа, задача, как сделать красиво. А с алмазом — это уже этакий технический челлендж. Я не технический человек, я просто люблю камни. Причем с детства.
Как-то давно мы ходили в геммологический музей (я предположила, что Ферсмана – Е.Е.), и там всем детям выдали маленькие образцы камней. Мне достался янтарь. Я принесла его домой и сделала себе из него кабошон.
Почему кабошон?
Знаете, я хотела именно кабошон. У меня была книжка американского автора Дж. Синкенкеса, которая была библией многих русских резчиков, я её лет в 10 перечитывала от корки до корки, и именно кабошоны вызывали у меня полный восторг, и я вчитывалась в названия шлифовальных и полировальных кругов, и не имея никакого оборудования, мечтала о станке и покатых блестящих камушках. Но прошло пару лет без надежды обретения станка, и про камни пришлось на пару десятилетий забыть.
Почему пошли учиться рисованию? Вам же нравилась биология…
В Америке биология – ступень, которая ведет в прибыльную и желанную медицину, то есть, нужно хорошо знать математику, химию, физику, чтобы выдержать конкуренцию. У меня с биологией все было хорошо, а вот точные науки страдали.
Поэтому я пошла учиться на художника. В основном я занималась классической живописью – натюрморты, человеческая фигура, акварель, масло. А еще к практическим занятиям я добирала много уроков по истории искусств. Она меня интересует не как традиционного искусствоведа, а как историка техники живописи – какими кистями во сколько слоёв, каким пигментом и маслом работали художники разных периодов…
Я много читала, делала копии фламандцев и венецианцев. Думала, буду заниматься этим и дальше, но потом познакомилась с резчиком Чавдаром Чушевым, и все резко изменилось.
Как интересно! Почему эта встреча стала для вас знаковой?
У меня было множество подробно прорисованных работ на маленьком формате. Он их внимательно рассмотрел и сказал, что из меня наверняка получится хороший резчик. Так я пошла к нему учиться. Все что я сейчас умею в техническом смысле — его школа.
А как же любовь к технике и изучению внутренней кухни?
В живописи эта любовь осталась до сих пор, что касается работы с камнями –не сильно. Для меня в резьбе слишком много электроники, моторы, бормашины, педали – того, что не требуется в живописи. В камнерезном искусстве меня привлекает именно художественная сторона, то, в чем я сильна. Она очень важна в резных камнях — хорошо отполировать можно все, но, если позвоночник или мышца пойдут в неправильную сторону, или одна нога вдвое длиннее другой, это проблема, и полировка здесь не спасет.
Получается, вы пришли в искусство резьбы через Мастера.
Да, я пришла через Мастера. Моя учеба была практической и длилась весь 2014 год с захватом 2015-го – я работала у него в мастерской раз в неделю. У меня с самого начала хорошо получались форма и объем, но, когда дело доходило до деталей, инструмент начинал скользить, оставляя царапины. Потом рука окрепла, а в 2017 году я уже делала многочисленные работы на заказ, например для ювелира Лорен Николь. Ювелиры один за другим заказывали камни, а потом публиковали мои работы у себя в соцсетях, а я – у себя. После этого я стала регулярно получать заказы.
Выходит так, что почти все мои заказчики из интернета. Последняя, одна из самых плодотворных коллабораций, – с прекрасным ювелиром из Нью-Йорка Ханной Блаунт.
А много в принципе мест в мире, где обучают резьбе по камню?
Есть Идар-Оберштайн, где многие жители с рождения живут в камнерезном мире, а после школы сразу же идут в подмастерья. Я думаю это лучший способ, хотя, если нет азов рисования, это может привести к застою.
Кстати, я тоже ездила к немецким мастерам, Михаэлю Пойстеру и мастерам «Лоренц Гравюрен» и была с визитом в студии Андреаса Рота и Криса Добрански.
Я ехала в Германию с идеей научиться работать на шпинделе. Скажу сразу – у меня не получилось… Это дело привычки и долгой практики, и за две недели тонкой резьбе на шпинделе не обучишься, хотя с простыми свободными работами я справлялась.
Существует ли сообщество художников, которые занимаются геммами? Или это художники-одиночки?
Существует, но очень закрытое. Я думаю, единственная причина, почему они меня к себе пустили – это потому что у нас у каждого своя специализация и мы уважаем мастерство друг друга. Нам не обязательно что-то заимствовать, у нас и так все хорошо. Я понимаю их закрытость — ниша очень маленькая и узкая, зачем создавать себе конкурентов?
С другой стороны, если ты действительно хочешь научиться, есть, например, прекрасная, теперь уже антикварная книга Наттера 1700-х годов, она доступна онлайн. Автор, который сам был резчиком инталий, разбирает старинные работы, описывает свои гипотезы, как они были сделаны, какими инструментами.
А если говорить о сообществе резчиков по камню в России?
Я заметила, что здесь люди более открытые, они с бóльшим удовольствием обсуждают профессиональные темы и показывают, как они сделали ту или иную работу. Взять, например, мастерскую Александра Соломоновича Левенталя (петербургский художник-камнерез — Е.Е.), он вообще открыто показывает, как изготавливает инструменты. Поэтому мне кажется, в России учиться проще, плюс здесь, как ни крути, сильная школа академического изобразительного искусства и больше хороших рисовальщиков в любой области.
С мастерами и художниками понятно, а есть ли сообщество коллекционеров?
У меня и многих моих знакомых мастеров есть коллекционеры, заказывающие работы постоянно. Это, главным образом, заказчики из Америки, хотя в России тоже есть, и я посылала работы в Канаду, в Австралию и в Европу.
Есть ли у вас фавориты среди камней?
Проще сказать, что я не люблю. Не люблю, когда камень молочного цвета или очень твердый. Я делала такие работы, но мастерство, красота в них не читались: ты тратишь много времени, а результат виден только при специальном освещении или на оттиске.
Например, как-то я резала бабочку на рубине, и весь камень был во внутренних мелких трещинках, которые прятали контуры. А я хочу, чтобы в камне была видна моя работа. Наверное, поэтому, я люблю горный хрусталь, топаз и другие прозрачные камни, на них все очень хорошо смотрится. Здесь, в Америке, обычно заказывают поделочные кабошоны, а в России любят чистые драгоценные камни и огранку. Я люблю и то, и это.
Работаете ли с синтетическими или выращенными камнями? Или для вас это не принципиально – месторождение и натуральность?
Мне почти все равно. Если проект интересный, почему бы не поработать? Хотя, конечно, когда камень натуральный и подходящий для проекта — это прекрасно.
А есть ли какой-то камень, с которым пока только мечтаете поработать?
Со всеми, с какими я не работала. Я любопытная. Хотелось бы поработать на прозрачном крупном гранате – красное, это так красиво. Или с красным турмалином, но тоже прозрачным, с минимумом включений. Еще тянет к камням со включениями, например, к рутилловому кварцу.
Вы можете отличить геммы вырезанные, допустим, в VIII веке от вчерашних реплик? Например, по определенному инструменту, который мы, условно говоря, утратили?
Думаю, лучше всего это умеют кураторы, хранители и реставраторы в музеях. У них глаз больше «набит» и в голове огромная библиотека существующих инталий. Я иногда отличаю, а иногда — нет. Хотя и профессиональные хранители иногда ошибаются.
Что приходится делать чаще, копии старого или что-то действительно новое, эксклюзивное?
Я делаю копии не так часто, как хотела бы. В основном люди заказывают инталии, не обращаясь к истории, наверное, им это не интересно… Предпочитают реалистичных зверушек — сову, бабочку, лису… Даже осетра заказывали – на очень выпуклом кабошоне лунного камня, который я всегда считала неподходящим для резьбы . Но здесь случилась магия: ожили и камень, и сюжет. А вообще в некоторых случаях, прежде чем начать резать, мне приходится лепить скульптуру из скульптурной пластики, чтобы понимать глубину предмета.
Отказываетесь ли вы от заказов или живете по принципу «не бывает неинтересных заказов, бывает неинтересное воплощение»?
Отказываюсь. Например, ко мне пришел один достаточно известный в Америке ювелир с просьбой перенести на камень рисунок похожий на каляки маленького ребенка… Мне было бы очень интересно поработать с этим мастером, но именно та работа в инталии смотрелась бы плохо. И я отказалась, и мастер был мне очень благодарен за честность. Я не работаю со сложными гербами с письменами и множеством завитушек — это совсем не моя тема, и когда получаю подобные заказы, сразу перенаправляю их к другим резчикам. Я не про черчение и симметрию, которую требует гербы, я больше свободный художник.
Существует ли «лимит» на единовременное количество работ?
Почти нет.
Есть вид искусства, в котором вы бы хотели себя попробовать? Может в монументальной живописи, художественной сварке?
Да! Это ювелирное искусство. Я бы хотела, чтобы у меня были необыкновенные ювелирные украшения, которые мне бы нравилось носить самой, которые бы выглядели как что-то из Ренессанса или из древнего мира. Знаете, иногда рассматриваю картину, а на ней украшение, которое хочется надеть на себя, сделать копию. Вот ради этого я бы и освоила ювелирное искусство.
А если говорить об инталиях — есть какие-то пока нереализованные идеи?
В инталиях я бы хотела сделать серию относительно крупных работ с танцорами балета, чтобы было видно каждую мышцу и ее напряжение, движение. Но я боюсь, что идея окажется лучше реализации. А еще, чтобы приступить к этим задачам, сначала нужно закончить все заказы, которые у меня в работе.
Ваш любимый период в истории искусств?
Люблю греков, совсем недавно полюбила египтян — благодаря Виктору Викторовичу Солкину, египтологу и популяризатору Египта в Москве: когда я режу работу, иногда слушаю его лекции. Шумеры были бы прекрасны, но они недостаточно хорошо знали анатомию, а для меня анатомия – муза.
А как вы лечитесь от прокрастинации и грусти? Бывает ли такое с вами?
Да, конечно, как, наверное, с каждым творческим человеком. Для меня лучшее лекарство – поход в музеи. И сейчас, когда все выставочные пространства уже почти год как закрыты (мы общались с Лалой еще в период локдауна – Е.Е.), я совсем перестала ходить по музеям – для меня это очень тяжело.